Голавлиные ночи (июль 2004)

Напротив Нотихинского камня, даже чуть выше его, есть мощный перекат с подводными камнями. Место это считалось труднодоступным — добраться туда можно было пешком, либо на мотоцикле, либо — на хорошо подготовленном внедорожнике с толковым водителем. Местные — чусовские — рыбачили там редко, а приезжие — вообще от случая к случаю. То были «дневные» рыбаки — удочники, спиннингисты, ловцы хариуса — но ни одного рыболова с корабликом, промышлявшего ночью. Я знал об этом и был уверен — позади переката стоит стадо голавлей. И, предвкушая добычу — готовился.

Первая попытка обловить это место не удалась. С другом мы приехали в Чусовое на автобусе, а после — почти пять километров тащились по трассе и пыльным полевым дорогам. Но когда явились на место — оказались в тени Пегушина камня. Передохнув немного и перекусив — перешли на косу, которая была напротив Нотихинского. Она представляет из себя заросший кустами полуостров с мелкой болотистой заводью, а между берегом его и рекой — то обнажающаяся, то скрывающаяся под водой песчано-галечная полоса. Там — быстрое течение, что позволяло легко запускать кораблик на фарватер.

Здесь не было тени, но нас это ничуть не смущало. День уже клонился к вечеру. Жаркое солнце висело над противоположным берегом, освещая Пегушин, что чуть поодаль возвышался над рекой огромной каменной глыбой. Ещё пара часов  — и светило зайдёт за лес. Здесь будет тень, прохлада.

Я прогулялся вдоль косы — нашёл несколько больших, скруглённых водой булыжников. Соорудил камелёк. В ольховых кустах наломал сушняк ровными короткими палками. Положил дрова внутрь камелька и раскурил очаг. На камни поставил закопчённую кастрюльку с водой — чтоб когда она закипит — кинуть туда полпачки чая.

Друг возился со своим корабликом, который я ему накануне презентовал. Кораблик был самый первый — из дерева. Пару лет назад я ещё только делал первые шаги в этом виде ловли. Когда собирал первую снасть — выпилил из сосновой доски крылья-поплавки. Соединил их двумя перекладинами, сколотил гвоздями. Покрасил всё «кузбачом» — вышел этакий лакированно-чёрный «эсминец». Эта модель была даже обрыблена, но впоследствии валялась в кладовке, потому что чуть позже, на заказ — опытным столяром было сделано два кораблика из осины — более лёгких и изящных, и по размеру поменьше. На один из них я ловил довольно долго, а потом стал уходить от «деревянной» темы, и однажды сделал снасть из листовой дюрали, обеспечив плавучесть плотным пенопластом. Этот «экспериментальный» кораблик ещё не участвовал в ловле. Вот его-то я и взял на Нотихинский камень, намереваясь обрыбить по-хорошему.

Закат окрасил небо над прибрежными деревьями в оранжево-лиловые тона. Долгожданная прохлада постепенно заполнила пространство над рекой. Наступало время голавлиной рыбалки.

Пока заваривался чай — я помог другу размотать снасть, «зарядить» насадкой и запустить. Кораблик, подхваченный течением — уверенно уплывал прочь от берега. Когда он отдалился от нас метров на сорок — клюнул первый голавль.

Я вытащил рыбу на берег, после отдал спиннинг хозяину, и пошёл на своё место, которое было в полсотни метров выше по течению.

Там с моим дюралевым корабликом произошло непредвиденное — во время запуска передний обтекатель одного из поплавков отвалился. Сразу же кораблик оттянуло на несколько метров назад — повысилось лобовое сопротивление. Можно было приклеить обтекатель на место — его я даже успел поймать, но возиться не хотелось, да и сушить надо было кораблик перед поклейкой. Я решил — так сойдёт, зафиксировал леер и вернулся к камельку — дёрнуть чаю.

Друг к тому моменту вытащил ещё одного голавлика. Судя по его виду — он балдел от новой снасти, которую сейчас осваивал.

Я возобновил ловлю. Спиннинг в моих руках постепенно отдавал натянутый корабликом леер с катушки, которая тормозилась пальцем. Почувствовался хороший рывок — это была поклёвка, но рыба не засеклась. Леер «не переломлся» в районе того поводка, который только что дёрнулся. Я не придал этому значения, так как видел пустые поклёвки и раньше. Но я ещё не подозревал о том, что с отломленным обтекателем кораблик не тянет в полную силу — от этого леер даже провис. А значит — при поклёвке поводок легко потянется вслед за рыбой. Она не засекётся, а только попортит наживку.

Когда я насчитал десяток пустых поклёвок, а друг вытащил ещё пару голавлей — стало ясно: что-то не так со снастью. Но я продолжал ещё на что-то надеяться, и безуспешно гонял кораблик вдоль по плёсу, что шёл после переката.

Стемнело. Я потерял счёт пустым поклёвкам. Кузнечики и кобылки, которые использовались для наживки — шли почём зря рыбе на корм.

Нужно было срочно приклеить обтекатель на место. Извлечённый из ящика со снастями суперклей — уже использовавшийся на предыдущих рыбалках — оказался полностью высохшим. Тут я и понял, что рыбы мне в эту ночь не видать.

Я решил было пытаться подсекать вручную. Застопорил леску. Тихонько шёл вдоль берега вниз — и как только чувствовал мало-мальское натяжение — дёргал спиннингом на себя. Но, здесь был нужен отточенный навык. Лишь один раз мне удалось засечь рыбу. Я вёл к берегу огромного голавля, чей вес был не меньше полутора кило. В свете налобного фонарика я видел этого монстра, который вилял хвостом, и … сошёл.

Такой досады я ещё не испытывал.

А потом закончилась наживка. С её остатками кораблик был зафиксирован и остался на «самозацеп». Пустые поклёвки настолько взбесили меня, что я громко ругался — пугая туристов-сплавщиков, которые ещё днём остановились чуть выше нас на ночлег.

Утром друг был при десятке хороших рыбин. А я сидел у камелька взъерошенный, невыспавшийся — в подавленном состоянии. Однако, красивый розовый рассвет слегка приподнял мне настроение, а горячий чай — отогрел изнутри (утром было ощутимо прохладно). Мы позавтракали лапшой быстрого приготовления, смотали снасти, собрали рюкзаки и пошли на автобусную остановку.

В сердцах я выкинул тот злосчастный кусок пенопласта. А дома выстрогал новый и приклеил куда положено. Кораблик снова стал тянуть, и через неделю нормально показал себя на Уфе^[1]Об этом есть отдельный рассказ -«Уфа-Шигири (июль 2004)»..

А ещё через неделю я снова вернулся на Нотихинский камень. Да-да, за реваншем.

Какая-то странная была в тот день погода. То ясно, то облака. То вроде дождь собирается — аж местами пасмурно. Но к ночи небо очистилось, и россыпь ярких звёзд, опоясанная Млечным Путём, замерцала над моей головой.

Кораблик был выведен на фарватер с четырьмя большими кузнечиками на поводках и одним дешёвым китайским воблером.

С вечера голавль наотрез отказывался клевать. Не было поклёвок и в полночь. Я лежал на коврике, глядел в небо и прислушивался к звукам ночи. Ворковал перекат. Где-то далеко в деревне лаяли собаки. В камельке тлели угли и щёлкала полусырая ольха. А на реке — ни одного всплеска. Словно рыба уснула.

У меня уже было такое однажды. Голавль начинает клевать с вечера, и продолжает до утра с одним-двумя непродолжительными перерывами ночью. Но бывало и так, что рыба почему-то не клевала — ни вечером, ни ночью, ни утром. Неужели и сейчас это будет?

Неприятное чувство ощущал я в душе. В тот раз «пролетел» из-за куска пенопласта. В этот раз — из-за погоды? А может мне просто не везёт? А может я — плохой рыбак?

Ближе к третьему часу яркий метеор прочертил небо, оставив за собой светящийся след. В этот момент с реки послышался отчётливый всплеск, как раз — со стороны кораблика.

Я нехотя встал. Что-то не верилось, что есть смысл проверять поводки. Однако, всё же взял спиннинг, и, щёлкнув фонарём-налобником, стал подгонять снасть к себе. Здесь я почувствовал лёгкие рывки.

Три ровненьких голавлика — грамм по триста каждый, плясали на поводках, когда я поднял леер над водой. Плохое настроение улетучилось — словно его и не было. Снял рыбу, посадил в садок, да распустил снасть снова. И буквально сразу после этого почувствовал мощную поклёвку.

Огромный голавлина — наверное тот — «на полтора», что сошёл здесь в прошлый раз — тяжело упирался, и будучи подведённым к берегу — устроил безумные скачки с брызгами, приведя меня в неописуемый восторг. Руки тряслись, сердце быстро колотилось — настолько охотничий азарт захватил меня. Голавль бился до последнего, но он надёжно засёкся на тройнике воблера — шансов сорваться у него не было. Я ловко подхватил рыбу, чуть повозившись — сцепил с тройника и отправил в садок. Я ещё не подозревал о том, что самое интересное ждёт меня утром.

Пока не рассвело — я особо не гулял по косе. Сидел на одном месте, да таскал потихоньку голавлей, средний размер которых был около полкило. Но с началом сумерек я встал и начал ходить туда-сюда, загоняя при этом кораблик на самый перекат.

От кузнечиков здесь было мало толку. Но воблер зарывается в струю и соблазнительно дрожит всем телом. Натянутый леер не даёт ему заглубиться — воблер играет на поверхности переката. И вот — громкий шлепок, брызги, а воблера — нет! Поводок почти весь уходит в воду — леер едва не касается её. Ощутимая сила рывками тянет спиннинг из рук — это сила течения, сложенная с силой большой рыбы. Я держу кончик спиннинга как можно выше, и наматываю на катушку леер — он постепенно приподнимается над водой, наконец голова рыбы показывается на поверхности, высекая струю воды из волны переката.  Голавль собирает последние силы и кидается ко дну, утянув леер за собой и утопив леску на четверть метра.

Передо мной — заросли белокопытника, которые мешают вывести рыбу на берег в этом месте, поэтому я  возвращаюсь к камельку — где между водой и берегом чисто. Вскоре голавль отправляется в садок. Обтерев мокрые пальцы — добавляю в камелёк дров и ставлю на него котелок с чаем. А после — снова гоню кораблик на перекат.

Всё повторяется. Едва кораблик заходит на бурную воду — громкий всплеск, и воблер исчезает с водной поверхности. Теперь приходится снова идти вниз по течению и «буксировать» свой улов до садка. Лишь после третьего такого голавля мне удалось зайти за середину переката.

На северо-востоке из-за леса показался краешек солнца. Его лучи заиграли на волнах бегущей воды. Всё. Голавль теперь не клюнет до самого вечера — можно сматывать снасть.

Я вернулся к камельку. Выпил горячего чаю, отдохнул, затем извлёк кораблик из реки. Отцепил от поводка воблер и некоторое время разглядывал его в руке, прежде чем убрать в коробку. С этой минуты он получит прозвище «кормилец».

Рыбой было набито восьмилитровое ведро под самый верх — так, что еле закрылась крышка. Мой рюкзак заметно потяжелел. Но тащить его через поля — даже по июльскому зною — было совсем не в тягость.

Дома одного из голавлей я зажарил — сразу после того, как разобрал улов и скарб. Свежайшее голавлиное филе посолил, хорошенько обвалял в муке и запёк до румяной хрустящей корочки в пахнущем семечками подсолнечном масле. Рыба вышла сочной, нежной и слегка отдавала речной зеленью — но это ничуть не портило её вкус, наоборот — в этом была её изюминка.