Кормилец

Тучи постепенно расходились в противоположные стороны, освобождая в небе чистую полосу, сквозь которую выглянуло солнце и начало припекать темечко. Я одел капюшон старой застиранной и выгоревшей «энцефалитки», и посмотрел на водную гладь. Течение реки было неторопливым, но явно обгоняло лодку, вёсла которой были закинуты за боковые леера^[1]Леера — специальные верёвки по бокам лодки, за которые её можно нести по суше. и только кончиками лопаток касались водной глади.

В руках я держал спиннинг с тестом 3-12 грамм. Лёгкая блесна-вертушка весьма попугайной расцветки, свистнув, пролетела к правому берегу, вытягивая за собой пружинку тонкой лески. Плюхнувшись в полумутную воду и подняв вверх тоненькую струйку воды, блесна не особо-то быстро пошла на дно, но вдруг дёрнулась в сторону лодки и, завертясь волчком, полетела близко к водной поверхности, увлекаемая силой крутящейся катушки.

Лёха-Драйвер, что сидел на банке^[2]Банка — сиденье в лодке (морской термин). напротив меня, занимался тем, что таскал уклейку на поплавочную снасть, наспех сооружённую мной из спиннинга-донки. Насадкой служили «шустрые парни»^[3]»Шустрые парни» — опарыши, которые используются в качестве насадки и получили своё название за способность быстро вылазить из банки и разбегаться.. Я же всё «стрелял» блесной по реке в надежде что на неё сядет хоть мало-мальский дурной окунь или голавлишка. Но — тщетно. Мутная вода скрывала не только речное дно, но и всё то, что было над ним…

На левом берегу показались машины и палатки. Опять эти «шашлычники», которые своим лёгким поведением, крикливостью и «залитыми шарами» вечно выводят из себя нашего брата-рыболова. А что поделать? Между Каменкой и Нижним Селом есть хороший подъезд к реке и дорога, спокойно идущая вдоль берега на протяжении нескольких сот метров. Вот всякая нечисть и набивается в это место в выходные, оставляя потом за собой горы мусора, львиную долю которого составляют бутылки из-под водки или пива.

— Ну что, может вдарим по ушам^[4]Уши — вёсла на лодке (деревенское)., чтоб не развлекать это стадо, а заодно чтоб быстрее до Пирогов^[5]Пироги — дача знакомых в Нижнем Селе, там у берега есть мостик — где можно причалить, огород — где можно накопать червей, и тёплый дом — где можно нарваться на чай с пирожками (откуда и название, хотя фамилия знакомых тут тоже свою роль сыграла). добраться? — спрашиваю я у Лёхи, отвязывая блесну, и привязывая тёмный с сине-красно-жёлтыми металлически раскрашенными боками воблер в виде тощей рыбки с многозначительным прозвищем Кормилец.

— Валяй, — говорит Лёха, но в интонации его явно чувствуется досада. Ещё бы! В первый раз выбрался на сплав, и глаз не может оторвать от поплавка. А тут придётся свернуть удочки.

Пару раз безуспешно забросив Кормильца, я кладу свой спиннинг вдоль кормы, отбираю снасть у Лёхи, делаю с ней то же самое и отцепляю вёсла от лееров. Развернувшись спиной к направлению движения, начинаю грести. Лодка набирает ход и вот уже бодро несётся вниз по реке. Как сказал Лёха — со скоростью шесть километров в час. Не спорю с ним, хотя бы даже из того, что он является водителем с хорошим стажем и наверняка умеет определять скорость движения «на глазок».

Спереди маячит остров Тополиный. Первый в нижнесельском архипелаге, состоящем то ли из пяти, то ли из восьми островов. Но на мой взгляд, их в несколько раз больше. Точное их количество посчитать не представляется возможным. Хотя большие острова и стоят на своих местах, но маленькие год от года бегают туда-сюда по реке — то исчезают, то появляются вновь. В этих островах легко заблудиться, и иногда мне кажется, что это место не менее загадочное, чем пресловутый Бермудский треугольник.

Слева от острова, на берегу — куча машин и палаток. Горят костры мангалов, звучит низкопробный шансон из автомагнитолы, компания бухих «дуристов» разглядывают нас осоловелыми глазами. Но правая протока от острова так и манит своей уютностью и укромностью. Туда я и направляю лодку, предупредив Лёху о возможных опасностях.

А их три — низко висящие над водой ветки, мели и быстрое течение, не дающее ловко маневрировать. Я вспомнил былой сплав по реке, где по неопытности залез в узкую, по ширине лодки протоку, из которой мне пришлось выбираться ползком, еле-еле протиснувшись под стволом ольхи, торчащим горизонтально из берега и низко подступающим к воде.

Лодка налетела на ветки.

— Сзади! — поздно заорал Лёха, но я уже наполучал «щелчков» по затылку, а затем удар принял на себя и он.

Вёсла застучали по дну. Каменистая мель. Ширина протоки давала возможность перемещаться вправо и влево, но не намного — всего метра три туда и обратно. Увернувшись от мели, я снова налетел на ветки. Зацепило спиннинги, но те удержались в лодке. Чёрт!

— Смотри куда несёт! — крикнул Лёха и лодка боднула берег. Я оттолкнулся от острова веслом и вдруг увидел, что до его конца остаётся каких-то пара десятков метров. Но в конце протоки — поворачивающей резко влево — виднелись коряги, торчащие на этот раз прямо из воды. Сверху над ними свисали сухие сучья вывороченной из берега ольхи. Я не успел даже сообразить куда грести, как струёй меня резко бросило на эту ловушку. В самый последний момент удалось отвести лодку от торчащих из воды коряг, но нависающие сучья пролетели над нашими враз нагнувшимися головами, и зацепили мой спиннинг, на котором болтался воблер. Его тут же оторвало от лески и он упал в воду.

— Кормилец! — закричал я в ужасе и отчаянии, и со всей силушки нажал на вёсла, дав «задний ход». Течение вступило со мной в борьбу, увеличивая расстояние между мной и любимым воблером. Но адреналин бурлил по венам, и лодка, вдруг остановившись, медленно, но уверенно — пошла наперекор бегущей воде.

«Кормилец» мирно и без эмоций покачивался рядом с одной из коряг, к которой его прижало течение. И вот он уже подхвачен Лёхиной рукой и лежит теперь в безопасном месте — на ведре с продуктами. Я же чуть не плачу от радости. Ещё бы! Ценность этого дешёвого китайского воблера для меня огромна^[6]Своё прозвище этот потрёпанный временем и щучьими зубами воблер получил за то, что однажды сыграл с нотихинскими голавлями злую шутку. На него их было вытащено за одно утро аж семь штук. Об этом на сайте есть даже целое повествование — «Голавлиные ночи«. Особенность Кормильца заключается в заклинившей погремушке, которая стала греметь крайне плохо, но видимо очень привлекательно для хищной рыбы.…

* 16 июня 2006 *